На такое общее возражение достанет и общего ответа. А именно – что свободе равно угрожает само злоупотребление свободой, как и злоупотребление властью, что есть немало примеров как тому, так и другому и что в Соединенных Штатах следует скорее опасаться первого, нежели второго. Но можно дать и более подробный ответ.
Прежде чем такой переворот мог бы произойти, сенат, позволю себе заметить, должен первым делом разложиться сам, затем разложить законодательные собрания штатов, затем палату представителей и, наконец, весь народ. Совершенно очевидно, что в первую очередь, прежде чем совершить попытку переворота, сенат должен полностью переродиться сам. Не разложив законодательные собрания штатов, сенат не сможет предпринять дальнейших попыток, ибо постоянная смена в этих органах власти полностью обновляет весь их состав. Если же меры по разложению палаты представителей не удадутся, противодействия этого равного сенату органа правления обрекут все попытки на полный провал, а если не удастся разложить широкие слои народа, очередные выборы передадут полномочия новым представителям, которые тотчас вернут все на круги своя. Так найдется ли тот, кто способен убедить себя, будто предлагаемый нам сенат может каким-либо способом, доступным человеку, достичь этих подсказанных славолюбием целей, преодолев все перечисленные здесь препятствия?
Если здравый смысл отвергает подобное подозрение, то и опыт выносит тот же приговор. Наиболее удачным примером может послужить сему штат Мэриленд. В этом штате сенат выбирают так же, как это предлагается для выборов в федеральный сенат, то есть косвенно, или многоступенчато, и на срок на один год меньший, чем тот, на который будет избираться федеральный сенат. Сенат Мэриленда отличается также несколькими прерогативами: так, открывающиеся в течение созыва вакансии заполняются самим сенатом, к тому же члены мэрилендского сената не подлежат ротации, как это предусматривается в случае федерального сената. Есть еще несколько менее значительных различий, которые, пожалуй, могут дать пищу для красочных обвинений по адресу первого, хотя вряд ли относятся ко второму. Таким образом, [c.421] если федеральный сенат и в самом деле представляет собой угрозу, о которой столь громко вопят его противники, какие-то признаки таковой должны были бы проявиться в сенате штата Мэриленд, Однако ничего подобного почему-то не обнаруживается. Напротив, подозрения, которые поначалу питали люди одного толка с теми, кто с таким страхом взирает на соответственные статьи в федеральной конституции, постепенно иссякли, а государственное устройство Мэриленда при благотворном воздействии этой ветви власти с каждым днем получает все большее признание, с каковым вряд ли могут соперничать другие штаты.
Однако если есть пример, который должен заставить замолчать любые подозрения на этот счет, то мы найдем его в Британии. Британская разновидность сената не избирается на срок в шесть лет, а от его членов не требуется ни принадлежности к почтенной семье, ни состояния. Это наследственная ассамблея, образованная из крупнейшей аристократии. Палата представителей избирается там не на два года и отнюдь не всем народом, а на семь лет и в значительной мере весьма небольшой частью населения. Как же тут не узреть узурпацию власти и тиранию аристократии, каковые в ближайшем будущем ожидают и Соединенные Штаты! К несчастью, однако, для тех, кто придерживается антифедеральных взглядов, из истории Британии известно, что ее наследственная палата не сумела даже защитить себя от постоянных наскоков со стороны палаты представителей и, потеряв поддержку монарха, была сокрушена весом народного органа.
Если мы обратимся к опыту древних, примеры, почерпнутые из их истории, также будут свидетельствовать в пользу наших доводов. В Спарте сенату с его пожизненными членами предпочли эфоров – народных представителей, избиравшихся на один год, и постепенно, а затем и окончательно вся власть перешла к ним. Римские трибуны, представители народа, почти во всех своих спорах с пожизненным сенатом, как известно, одерживали верх и в конце концов полностью его победили. Это обстоятельство особенно примечательно, поскольку во всех действиях от трибунов требовалось единодушие, даже когда их число возросло до десяти. Отсюда следует, что та ветвь свободного [c.422] правления, на стороне которой стоит народ, владеет неодолимой силой. Сюда же можно добавить пример Карфагена, где сенат, по свидетельству Полибия, вместо того чтобы употребить данную ему власть в бурный для страны период, к началу второй Пунической войны утратил почти все то влияние, какое ему первоначально принадлежало.
Все эти факты вместе взятые не только позволяют прийти к окончательному выводу, что федеральный сенат не сможет, исподволь захватывая власть, переродиться в независимую аристократическую палату; более того, если такое превращение и произойдет по причинам, которые человеку не дано предвидеть, палата представителей, поддержанная народом, всегда сумеет восстановить первоначальную форму и принципы государственного устройства. Против силы непосредственных представителей народа ничто не сможет устоять, даже сенат, полномочия которого утверждены конституцией, – ничто, кроме неуклонного следования просвещенной политике и приверженности общественному благу, какие единственно позволят этой ветви законодательной власти разделить с другой ее ветвью любовь и поддержку самого народа.
Публий [c.423]