Федералист - Страница 163

163

Совет Агриппы: “Равноправие хорошо звучит на словах и является в высшей степени справедливым наделе... Быть почитаемым ни за что иное, кроме как за превосходные личные качества, – разве это не самое лучшее? Если люди управляются таким образом, то они, считая, что блага и беды для всех одинаковы, не желают, чтобы с кем-либо из граждан приключилось несчастье, и они сообща молятся о том, чтобы всем им выпало на [c.582] долю самое лучшее. Если человек обладает каким-либо выдающимся качеством, то он легко проявляет его, активно развивает и с очень большой радостью демонстрирует перед всеми. А если он замечает хорошее качество в другом, то он охотно его поощряет, усердно поддерживает и в высшей степени высоко чтит. Но если кто-нибудь поступает плохо, то всякий его ненавидит, а если случится несчастье, то всякий сочувствует, считая, что проистекающие от этого урон и бесславие являются общими для всего государства.

Так обстоит дело при республиканском строе.

При единовластии все обстоит иначе. Сущность заключается в том, что никто не хочет ни видеть, ни иметь никаких достойных качеств (ибо имеющий высшую власть является врагом для всех остальных). Большинство людей думает только о себе, и все ненавидят друг друга, считая, что в благоденствии одного заключается ущерб для другого, а в несчастье одного – выгода для другого.

Поскольку все это обстоит так, то я не вижу, что могло бы склонить тебя к жажде единовластия” (Дион Касс. 52, 2–5).

Совет Мецената: “Если ты заботишься об отечестве, за которое вел столько войн, за которое с удовольствием отдал бы и свою душу, то преобразуй его и приведи в порядок наиболее рациональным образом. Возможность и делать и говорить все, что только кто пожелает, – это источник всеобщего благополучия, если имеешь дело с благоразумными людьми, но это приводит к несчастью, если имеешь дело с неразумными. Поэтому тот, кто дает свободу неразумным людям, все равно что дает меч ребенку или сумасшедшему, а кто дает свободу благоразумным гражданам, тот спасает всех, в том числе и безумцев, даже вопреки их воле.

Поэтому я считаю необходимым, чтобы ты не обманывался, обращая внимание на красивые слова, но чтобы, взвесивши настоящее положение вещей, по существу поставил бы предел дерзким выходкам толпы и взял бы управление государством в свои руки совместно с другими достойными людьми. Тогда сенаторами были бы люди, выдающиеся своим умом... Ибо пресловутая свобода черни является самым горьким видом рабства для людей достойных и одинаково несет гибель всем. Напротив, свобода, везде ставящая на первый план благоразумие и уделяющая всем справедливое по достоинству, делает всех счастливыми... Было бы одинаково хорошо и полезно и для тебя и для государства, если бы ты с лучшими людьми диктовал законы, а чтобы никто из толпы не поднимал голос протеста” (Дион Касс. 52, 41).

Как известно, Октавиан предпочел совет Мецената. В 27 г. до н. э. он получил от сената имя Август (“возвеличенный богами”) и вошел в историю как император Цезарь Август. Римская республика ушла в прошлое. Читатель “федералиста” без большого труда установит сходство описанных советов с тем, что писал Публий, и отметит несравненное политическое мастерство Гамильтона, сумевшего отстаивать концепции, восходившие к Агриппе, но не отбросившего и то, за что стоял Меценат. [c.583]

К тексту

Федералист № 71 [70]

Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 466–471.

Комментарии (О. Л. Степанова): Там же. С. 583–584.

Марта 18, 1788 г.

К народу штата Нью-Йорк

О сроке пребывания в должности говорилось как о втором потребном условии усиления исполнительной власти. Это касается двух вещей: личной твердости президента при осуществлении его конституционных полномочий и стабильности системы администрации под [c.466] его эгидой. Что касается первой, то должно быть очевидно – чем продолжительнее пребывание в должности, тем больше вероятность проявления этого важного преимущества. Человеку в общем свойственно ценить то, чем он располагает, в зависимости от возможности или невозможности его удержать; он менее привязан к имеющемуся у него на основании краткосрочного или неопределенного права собственности, чем в случае, если это право распространяется на длительный срок и точно определено. Он, конечно, с большей готовностью пойдет на риск в первом случае, чем во втором. Это замечание не менее применимо к политическим привилегиям, почетному званию или доверенному посту, чем к обычной собственности. Отсюда следует, что человек, исполняющий обязанности президента и осознающий, что он должен в кратчайший срок сложить свои полномочия, будет очень мало заинтересован, чтобы рискнуть подвергнуться серьезному порицанию, или попасть в затруднительное положение в результате независимого применения своих полномочий, или противостоять недобрым настроениям, хотя бы и преходящим, охватившим или значительную часть народа, или даже господствующую фракцию в законодательном органе. Если же случится так, что он, может быть, сложит их, если не продолжит свое пребывание на посту в результате новых выборов и если захочет пребывать на нем, то его желания и опасения решительным образом подорвут его честность, подточат стойкость. В любом случае он окажется слабым v нерешительным на своем посту.

Некоторые склонны считать раболепную уступчивость президента доминирующим течениям как в сообществе, так и в законодательном органе его наилучшей рекомендацией. Но такие люди очень приблизительно представляют как цели учреждения правительств, так и истинные средства, с помощью которых обеспечивается общественное благополучие. Республиканский принцип требует, чтобы чувство осознанной общности руководило поступками тех, кому вверено ведение дел общества; однако он не требует безоговорочного служения любому порыву страстей или любому преходящему порыву, исходящему от хитроумных людей, принимающих свои предрассудки за интересы общества. Совершенно справедливо, что люди обычно стремятся к [c.467] общественному благу. Они часто при этом ошибаются. Но их же здравый смысл возмутится против льстеца, утверждающего, что они всегда правильно выбирают средства его достижения. Жизнь учит их, что и они сами не застрахованы от ошибок; удивляет разве то, что их мало, а ведь людей одолевают своими хитростями паразиты и сикофанты, громогласно вопят честолюбцы, преследуют алчные авантюристы, изводят те, кто обладает большим доверием, чем заслужил, и те, кто стремится обладать им, а не заслужить. Когда интересы людей расходятся с их склонностями, долг лиц, назначенных быть хранителями этих интересов, воздержаться от преходящих заблуждений, дать время и возможности для хладнокровных и уравновешенных размышлений. Можно привести случаи, когда такое поведение спасало от самых фатальных последствий собственных ошибок и возводились памятники на века в знак благодарности тем, кто обладал смелостью и великодушием служить с риском вызвать недовольство.

163