Федералист - Страница 177

177

Этот вывод, однако, никоим образом не предполагает верховенства судебной власти над законодательной. Предполагается, что власть народа выше обеих этих властей и, когда воля законодательной, выраженная в ее статутах, противоречит воле народа, выраженной в конституции, судьи должны руководствоваться последней, а не первой. При принятии своих решений они обязаны иметь в виду основные законы, а не те, которые ими не являются. [c.505]

Эти действия судов по своему усмотрению между двумя противоречащими законами иллюстрируют известное положение. Отнюдь не необычно, что одновременно существуют два закона, сталкивающиеся полностью или частично друг с другом, и ни в одном из них нет статьи или формулировки, предусматривающей его отмену. В таких случаях обязанность суда отменить, а затем заново сформулировать их значение и сферу действий. Итак, путем справедливого истолкования они могуг быть примирены друг с другом; разум и закон диктуют: это должно быть сделано. Где это неосуществимо, следует ввести в действие один, исключив другой. Практика, сложившаяся в судах при определении относительной действенности законов, заключается в отдаче предпочтения принятому последним, а не первым. Но это обычный способ толкования, не вытекающий из какого-нибудь закона, а отражающий характер и смысл событий. Это правило не предписывается условиями, принятыми законодателями, а принимается ими самими как соответствующее истине и потребностям жизни в качестве руководства при толковании законов. Суды сочли разумным, что между перекрещивающимися актами равной власти должно предпочесть последнее проявление ее воли.

Но что касается перекрещивающихся актов высшей и подчиненной, первоначальной и производной власти, характер и логика проблемы указывают, что в этом случае уместно следовать противоположному правилу. Они учат нас, что первоначальный акт высшей власти следует предпочесть последующим актам низшей и подчиненной власти, и, соответственно, когда данный статут противоречит конституции, долг суда придерживаться последней, игнорируя первый.

Можно без раздумий заявить: суды под предлогом неприятия заменят угодным им мнением конституционные намерения законодательного собрания. Это вполне может случиться при наличии двух противоречащих статутов, равно как в каждом судебном решении по поводу любого статута. Суды должны высказываться о смысле законов, а если они склонятся к проявлению воли вместо вынесения суждений, последствия будут такими же: замещение угодным им мнением мнения законодательного органа. Это суждение доказывает [c.506] единственно, что в этом случае суды будут практически дублировать этот орган.

Если же рассматривать суды как оплоты ограниченной конституции против покушений законодателей, это соображение явится сильным аргументом в пользу постоянного пребывания на судебных должностях, ибо ничто не способствует так независимому духу судей, столь важному для верного исполнения их труднейшего долга.

Независимость судей в равной степени нужна для охраны конституции и прав человека от влияния дурных настроений, которые в результате ухищрений интриганов или стечения обстоятельств иногда распространяются в народе, и хотя они быстро уступают место лучшей информации и более взвешенным суждениям, но все же успевают дать толчок опасным нововведениям в правительстве и серьезному подавлению меньшинства в сообществе. Однако я верю, что друзья предлагаемой конституции никогда не согласятся с ее врагами4 и не поставят под вопрос коренной принцип республиканского правления, в соответствии с которым народ имеет право изменять или отменять существующую конституцию, если сочтет ее не отвечающей его благополучию. Однако из этого принципа не следует, что представителям народа, если большинство их избирателей поддастся преходящим настроениям, несовместимым с существующей конституцией, будет по этой причине дозволено нарушать указанные положения или что суды будут в большей степени обязаны смотреть сквозь пальцы на такие нарушения, чем когда они – результат интриг в представительном органе. Пока народ торжественным и авторитетным актом не [c.507] аннулировал или не изменил установленную форму*, она связывает его коллективно и индивидуально, и никакие предположения или даже знание настроений народа не могут оправдать отхода его представителей от этой формы до принятия упомянутого акта. Легко усмотреть, что от судей потребуется необычная твердость выполнять свой долг верных защитников конституции перед лицом вторжений законодателей, подстрекаемых голосом большинства сообщества.

Но независимость судей чрезвычайно важна не только из-за последствий распространения дурных настроений в обществе, что наносит ущерб конституции. Ведь они не идут дальше нарушения личных прав данных классов граждан принятием несправедливых, пристрастных законов. Здесь твердость судьи имеет громадное значение для смягчения жесткости этих законов и ограничения сферы их действия, что не только умерит непосредственный вред от уже принятых, но послужит для законодательного органа сдерживающим началом при принятии новых. Усмотрев, что на пути претворения беззаконных намерений встретятся трудности из-за щепетильности судов, законодатели будут вынуждены по тем же мотивам несправедливости ограничить свои попытки. Это обстоятельство призвано было оказать большое влияние на наше правительство, однако лишь немногие знают о нем. Блага честности и умеренности судебного сословия уже ощутили более чем в одном штате; и хотя они, возможно, не понравились вынашивающим зловещие планы, но заслужили уважение и одобрение всех добродетельных и бескорыстных. Все достойные люди должны ценить все, что способствует рождению и укреплению описанного настроя в судах, ибо никто не может быть уверенным, что завтра не станет жертвой духа несправедливости, от которого сегодня он в выигрыше. И каждый должен ныне прочувствовать: неизбежное развитие этого духа подорвет основы общественного и частного доверия, введет вместо них всеобщее недоверие и страдание.

177