Ни одному человеку не дозволено быть судьей в собственном деле, поскольку владеющие им интересы, несомненно, повлияют на его решения и, вполне вероятно, растлят его честность. В равной степени и, пожалуй, даже с большим основанием, группе людей также неуместно выступать одновременно и в качестве судей, и в качестве тяжущихся сторон. А между тем разве многие важнейшие законодательные акты, как и многие судебные решения, касающиеся прав не только отдельных лиц, но и целых обществ, не принимаются различными группами законодателей, являющимися защитниками и поборниками тех самых дел, по которым выносились решения? Разве предложен закон о частных долгах? Ведь это тяжба, где на одной стороне кредиторы, а на другой должники. Суду надлежит отнестись непредвзято как к той, так и к другой стороне. Однако сами судьи неизбежно выступают тяжущимися сторонами, и верх берет та сторона, которая насчитывает больше приверженцев, иными словами, является более мощным сообществом. Следует ли поощрять, и в какой степени, местных промышленников за счет утеснения иностранных? Это вопросы, которые по-разному решат земледельцы и промышленники, и, скорее всего, ни те, ни другие не станут руководствоваться справедливостью или общественным благом. Распределение налогов пропорционально различным видам собственности является актом, требующим, по всей видимости, верха беспристрастности, однако вряд ли найдется другой закон, который открывал бы больше возможностей главенствующей партии, подвергая ее искушению попрать справедливость. Ведь каждый шиллинг, которым сверх положенного они облагают меньшинство, – это шиллинг, оставшийся в собственном кармане.
Напрасно утверждать, будто просвещенные государственные мужи способны примирить эти сталкивающиеся интересы и заставить служить их общественному благу. Просвещенные мужи не всегда стоят у кормила. К тому [c.81] же во многих случаях подобное примирение вообще невозможно осуществить, не приняв во внимание косвенные и дальние последствия, которые куда важнее непосредственного интереса, извлекаемого одной из сторон в ущерб другой либо всеобщего блага.
Стало быть, мы приходим к заключению, что причины, порождающие крамолу, невозможно истребить и спасение от нее следует искать в средствах, умеряющих ее воздействие.
Если крамольная группировка включает менее большинства граждан, спасением от нее является сам принцип республиканского правления, позволяющий справиться с вредоносными взглядами посредством простого голосования. Крамольники могут нападать на власти, они могут вносить смуту в общество, но им будет не под силу осуществлять и маскировать свои бесчинства, прикрываясь положениями, провозглашенными конституцией. Если же крамола охватывает большинство, тогда форма народного правления дает ей возможность принести в жертву ее главному увлечению или интересу как общественное благо, так и права другой части граждан. А потому высокая цель, стоящая перед нашим исследованием, – обезопасить общественное благо и права личности от поползновений подобного сообщества и в то же время сохранить дух и форму народного правления. Позволю себе добавить, что эта же цель является высшим desideratum [желаемое (лат.)], которым единственно эта форма правления может быть избавлена от позорного пятна, столь долго ею носимого, и представлена человечеству как заслуживающая уважения и внедрения.
Какими средствами достичь этой цели? Очевидно, тут пригодно одно из двух. Надобно либо препятствовать тому, чтобы большинство граждан одновременно подчинялось одному и тому же увлечению или интересу, либо, если такое увлечение или интерес уже овладели этим большинством, используя многочисленность сообщества и местные обстоятельства, сделать невозможным сговор и осуществление планов притеснения. При этом следует помнить, что, как хорошо известно, если порыв к действию и возможность действия [c.82] совпадают, ни на нравственные, ни на религиозные начала как средство сдерживания полагаться не приходится. Они оказывают тем меньшее влияние на справедливость и насилие в отношении отдельных лиц и тем скорее утрачивают силу воздействия, чем многочисленнее охваченная крамолой толпа, – иными словами, тем менее эффективны, чем более их эффективность становится необходимой.
Исходя из всего сказанного, можно заключить, что чистая демократия, под каковой я разумею общество, состоящее из небольшого числа граждан, собирающихся купно и осуществляющих правление лично, не имеет средств против бедствий, чинимых крамолой. Общее увлечение или интерес почти во всех случаях будут владеть большинством, а поскольку широковещательность и единомыслие обусловливаются формой правления, нот ничего, что помешало бы расправиться со слабой стороной или каким-нибудь неугодным лицом. Вот почему демократии всегда являли собой зрелище смут и раздоров, всегда оказывались неспособными обеспечить личную безопасность или права собственности, существовали очень недолго и кончали насильственной смертью. Политики от теории, ратующие за этот образ правления, ошибочно полагали, что, осчастливив человечество равенством в политических правах, они тем самым полностью уравняют и сгладят все различия в отношении владения собственностью, как и в мыслях и увлечениях.
Республика, под которой я разумею правительство, составленное согласно представительной системе, открывает иные перспективы и сулит искомые нами целительные средства. Рассмотрим по пунктам, чем республика отличается от чистой демократии, и тогда нам станет ясно, каковы природа этих целительных средств и сила воздействия, которую они должны обрести благодаря союзу штатов.