Федералист - Страница 48

Все историки, занимающиеся Ахеей и ахейцами, отмечают один важный факт. После того как Арат возродил Ахейский союз – как и до того, когда он распался из-за козней, чинимых Македонией, – в действиях правительства было бесконечно больше терпимости и справедливости, а в народе меньше насилия и бунтарства, чем приходилось на любой из городов, не входящий в Ахейский союз и пользовавшийся своими прерогативами суверенитета самостоятельно. Аббат Мабли в своих “Заметках о Греции”*** указывает, что народное правление, которое повсеместно сопровождается волнениями и бурями, ни в одном из городов – членов союза не вызвало никаких беспорядков, ибо там оно умерялось общей властью и законами конфедерации.

Не станем, однако, делать поспешный вывод, будто крамола исчезла начисто и даже в малейшей мере не поражала отдельные города, тем паче будто во всей системе царили должное подчинение и гармония. Напротив, в превратностях и печальной судьбе этих республик просматривается нечто совсем обратное.

Пока существовала Амфиктиония, Ахейский союз, объединявший лишь менее значительные города, не играл существенной роли на политической арене Греции. И когда Амфиктионская конфедерация стала жертвой Македонии, Ахейскую Филипп и Александр пощадили. Однако их преемники повели себя иначе. Они применили к ахейцам политику “разделяй и властвуй”, соблазняя каждый полис какой-нибудь ему одному предназначенной выгодой, и союз распался. Одни города попали под власть македонских гарнизонов, другие – того или иного, порожденного их собственными смутами, узурпатора. Бесчестье и гнет быстро возродили в ахейцах любовь к свободе. Несколько городов вновь заключили между собой союз. Их примеру – как только обнаружилась возможность смести тиранов – последовали и остальные. Вскоре союз охватил почти весь Пелопон-нес. В Македонии знали, что союз набирает силу, но из-за внутренних междуусобиц не сумели этому воспрепятствовать. Вся Греция воспрянула духом и, видимо, была готова объединиться в единую конфедерацию, но ревность и зависть, которую Спарта и Афины питали [c.132] к растущей славе ахейцев, нанесли их усилиям роковой удар. Страх перед мощью Македонии побуждал конфедерацию искать союза с царями Египта и Сирии, которые, получив власть в наследство от Александра, соперничали с правителем Македонии. Происки ахейцев, однако, не имели успеха: царь Спарты Клеомен, искавший случая ущемить своих соседей-ахейцев и, как враг Македонии, сам заинтересованный в унии с египетским и сирийским правителями, сумел разорвать их связи с Ахейским союзом. Ахейцы теперь оказались перед выбором: либо подчиниться Клеомену, либо молить о помощи Македонию, своего недавнего притеснителя. Решили в пользу Македонии. Соперничество между греками всегда открывало этому мощному соседу приятную возможность вмешаться в их дела. Македонская армия немедленно выступила, Клеомен был разбит. Ахейцы вскоре, как это часто бывает, почувствовали, что победоносный и мощный союзник лишь иное название для властелина. Несмотря на унизительные уступки, все, что удалось у него выпросить, – это разрешение сохранить действующие законы. Вскоре Филипп, теперь уже крепко сидевший на македонском троне, своим деспотизмом побудил греков к созданию новых объединений. Хотя ахейцы были ослаблены внутренними неурядицами и восстанием в одном из членов союза, Массене, объединившись с этолийцами и афинянами, они все же подняли знамя противодействия. Однако, несмотря на поддержку, для победы сил у них недостало, и им пришлось вновь прибегнуть к опасному средству – призвать на помощь иноземное оружие. Римляне, к которым они обратились, охотно их удовлетворили. Филипп потерпел поражение, Македония была покорена. К союзу присоединилось еще несколько городов. Но среди его членов пошли споры и раздоры. А римляне их всячески разжигали. Калликрат и другие подкупленные ими вожди превратились в оружие для совращения своих сограждан. Стремясь подбросить как можно больше дров в огонь усобиц и раздоров, римляне поспешили – к немалому удивлению тех, кто верил их искренности, – объявить полную свободу (что было лишь иным названием для независимости членов союза от федерального центра. – Публий.) всех греческих [c.133] городов. С той же коварной целью они настраивали города против союза, предлагая – в расчете на уязвленную гордость – убедиться, как нарушается их суверенитет. С помощью подобных ухищрений Ахейский союз, последняя надежда Греции, последняя надежда на сохранение древних свобод, распался на части; ахейцев охватило такое безумие и такие раздоры, что солдатам Рима уже ничего не стоило довершить начатый его интригами разгром. Ахейцы были полностью разобщены, а на Ахею надели цепи, под которыми она стонет вплоть до сегодняшнего дня.

Я счел нелишним дать сей очерк важного отрезка истории отчасти потому, что в нем заключен более чем один урок, отчасти же потому, что в дополнение к очерку об устройстве ахейского общества он наглядно показывает, что федеральный организм страдает не только от анархии, к которой наклонны его члены, но и от тирании, к которой наклонна его голова.

Публий [c.134]

КОММЕНТАРИИ

В отличие от удовлетворительным образом разрешенного спора о статье 17, противоречия по поводу авторства последующих статей 18–20 в какой-то мере решены компромиссом. В этих трех статьях даны обзор истории конфедераций и их оценка со времен античной Греции до начала Нового времени. Гамильтону и Мэдисону представился случай продемонстрировать свои познания в древней, средневековой и новой истории. Оба охотно с большим прилежанием взялись за дело. Мэдисон подготовил обширную по терминологии нашего времени аналитическую записку “Заметки о древних и современных конфедерациях для использования в работе федерального конвента 1787 г.”, впервые опубликованную только в 1867 г. Исследователи установили, что в рассматриваемых статьях (особенно в статье 20) немало заимствовано из записки Мэдисона. В то же время они [c.574] обнаружили, что в статьях 18–20 частично воспроизводятся заметки Гамильтона для его речи на конституционном конвенте 18 июня 1778 г.