Прежде всего, поскольку они уже отмечены предпочтением, оказанным согражданами, следует полагать, что, как правило, они будут также отличаться высокими качествами, которые, оправдывая их избрание, обещают честное и взыскательное отношение к самой сути возложенных на них обязанностей.
Далее. Они вступят на общественное поприще при обстоятельствах, которые неизбежно вызовут у них, хотя бы временно, чувство благодарности к их избирателям. Нет такой груди, в которой бы знаки почитания, признания, благоговения и доверия остались без ответа. что само по себе, не говоря уже о соображениях личного интереса, будет залогом признательности и благожелательности. Неблагодарность – бессменная тема любых словесных упражнений о человеческой природе, и приходится признаться, что мы повсеместно сталкиваемся с ее примерами, чересчур частыми и чудовищными, как в общественной, так и в частной жизни. Тем не менее всеобщее и крайнее возмущение, которое она вызывает, – лучшее свидетельство силы и преобладания в людях противного чувства.
В-третьих, связи, соединяющие представителя с его избирателями, укрепляются также благодаря мотивам более эгоистического толка. Гордость и честолюбие располагают его к такой форме правления, которая содействует его притязаниям и дарит ему некую долю в почестях и привилегиях. И какие бы надежды и проекты ни роились в нескольких славолюбивых головах, значительная часть тех, чье продвижение зависит от их влияния в народе, будет скорее рассчитывать на уже [c.381] обретенное расположение, нежели на нововведения, которые подрывают власть народа.
Однако все эти гарантии окажутся совершенно недостаточными без такого ограничения, как частые выборы. А отсюда, в-четвертых, для палаты представителей предусматривается такой срок, чтобы ее члены постоянно помнили о том, что они зависят от народа. Прежде чем обретенная власть изгладит из их сознания то, каким путем они ее приобрели, их будет беспрестанно тревожить мысль о моменте, когда власть эта кончится и с них спросят, как они ее употребили, и тогда, если добросовестное исполнение своих обязанностей не заслужило им повторного избрания, их удел – опуститься на прежний уровень и остаться там навсегда.
Добавим сюда и пятое обстоятельство, которое будет удерживать членов палаты от принятия утеснительных мер, ибо они не смогут издать ни одного закона, который не сказался бы непосредственно на них самих и их друзьях, как, впрочем, и на всех слоях общества. А это всегда считалось одной из крепчайших нитей, какими человеческое поведение может связать правителей со своим народом. Отсюда между ними проистекает общность интересов и взаимное расположение, пример которым давали немногие правительства, но без которых всякое правительство перерождается в тираническое. Если вы спросите: что может удержать палату представителей от издания неправедных уложений в собственную пользу или в пользу какой-то группы людей, я отвечу: сущность всей системы, сама природа справедливых и согласных с конституцией законов, а сверх всего – бдительный и мужественный дух американского народа, дух, который питает его свободу и, в свою очередь, ею питается.
Если же этот дух когда-нибудь извратится до такой степени, что станет терпеть хоть один закон, не нужный ни законодательству, ни народу, то такой народ будет уже готов терпеть все – кроме свободы.
Таковы будут отношения палаты представителей с ее избирателями. Чувство долга, благодарность, заинтересованность, даже само честолюбие – вот те нити, которыми будут повязаны представители на верность широким слоям народа. Возможно, всего этого все-таки недостаточно, дабы совладать с прихотями и слабостями [c.382] человека. Но к чему еще может прибегнуть правительство и что изобрести здравый смысл? Разве не являются перечисленные средства теми единственными и типическими, с помощью которых республиканское правительство обеспечивает свободу и благосостояние народа? Разве не к тем же средствам прибегает и каждое правительство штата, входящего в Союз, для достижения тех же важнейших целей? Как в таком случае должны мы понимать помянутое возражение, с которым мы здесь сражаемся? Что нам сказать этим людям, которые, гласно клянясь в пламенной любви к республиканскому правительству, тем не менее, не стесняясь, поносят главный принцип, на котором оно зиждется; людям, которые изображают себя ревностными защитниками прав и способности народа самому выбирать себе правителей и при этом утверждают, что предпочтут только таких, кто незамедлительно и неукоснительно предаст оказанное им доверие?
Если бы с этим возражением ознакомился человек, не видавший в глаза, какие правила предложены в конституции для выбора представителей, он, наверное, предположил бы, что право участия в выборах обусловлено там имущественным цензом, а право быть избранным дается только людям из знатных или состоятельных семей или по крайней мере что федеральная конституция грубо отступает от правил, записанных в конституциях штатов. Мы уже видели, что это предположение глубоко ошибочно по первым двум пунктам. Не может оно не быть ошибочным и в том, что касается последнего. На самом же деле единственное различие между федеральной конституцией и конституциями штатов сводится к тому, что в первом случае каждый представитель будет избираться пятью-шестью тысячами граждан, а во втором, то есть в отдельном штате, представителя избирает такое же число сотен граждан. Неужели этого различия достаточно, чтобы оправдать приверженность правительствам штатов и полное неприятие федерального правительства?